Независимое расследование разоблачает деятельность французских властей, систематически препятствовавших десяткам тысяч выживших в Холокосте евреям возвращаться в свои дома в Париже, предпочитая оставлять их квартиры в руках французов, занявших жилища во время войны и нацистской оккупации.
История семьи Малуанчик демонстрирует эту двойную трагедию: в 1935 году Израэль и Элен Малуанчик жили со своими двумя дочерьми в двухкомнатной квартире на бульваре Пермантье, 118. Он был дизайнером шляп из Польши, она – французской швеей.
Пять лет спустя, с оккупацией Франции, семья была вынуждена разлучиться: Израэля отправили в концлагерь, Элен с дочерьми бежала в т. н. «свободную зону».
Когда Элен вернулась в Париж в августе 1944 года, после освобождения города союзническими силами, она столкнулась с ужасающей реальностью: не только их квартира была полностью разграблена, но и французская пара – Андре и Ивон Пишто – захватила её, что называется «явочным порядком».
Её мужа уже не было в живых – он погиб в Освенциме вместе с 40 тысячами другими евреями Парижа.
Профессор Сара Генсбургер из Университета политических наук раскрывает масштаб явления: «Около 25 тысяч еврейских семей остались без дома. Власти заявляли, что предпочли поселить в квартирах французские семьи, дома которых были повреждены в результате бомбардировок. Это была целенаправленная политика».
Судебная система содействовала лишению евреев собственности: когда в июне 1946 года Элен Малуанчик обратилась в суд, её иск был отклонён. Семья Пишто продолжала жить в квартире до 1956 года, в то время как она с дочерьми вынуждена была полагаться на помощь родственников.
Расследование выявило ещё одну тревожную деталь: многие из новых жильцов выражали «удивление и разочарование», когда обнаруживали, что еврейские владельцы квартир пережили Холокост, и теперь требуют удовлетворения их законных прав: «Они были уверены, что евреи не вернутся. Поэтому захват еврейских квартир воспринимался как нормальное и распространённое поведение в то время».
Стало известно и о том, как еврейская трагедия превратилась в «отличную возможность» для французского рынка недвижимости: то, что начиналось как «временное решение» для семей, чьи дома пострадали от бомбардировок, превратилось в постоянную политику, поддерживаемую судебной системой, отдававшей предпочтение правам новых жильцов перед законными владельцами.
Таким образом, опубликованные разоблачения ставят под сомнение процесс послевоенного восстановления Франции: пока страна гордилась освобождением от нацистской оккупации, она продолжала лишать выживших в Холокосте евреев собственности «законными» методами, элементарно не позволяя им вернуться домой.