Вчера вечером, 6 февраля, в поздние часы, бывший министр обороны Йоав Галант дал интервью корреспонденту 12 канала ИТВ, заявив, что начальник генерального штаба ЦАХАЛ был осведомлён о масштабе вторжения террористов «Нухба» в Израиль уже на первом этапе кровавой катастрофы.
Отвечая на вопрос, как он узнал о нападении ХАМАС в 6:29 утра 7 октября, Галант рассказал: «Моя дочь звонит мне из Тель-Авива и говорит: «В Тель-Авиве звучат сирены». Через минуту я звоню начальнику Генштаба, и он говорит мне: «Это из Газы, это не только ракеты, есть и наземное проникновение – я вхожу в режим оценки ситуации».
В интервью он похвалил начальника генштаба, но совсем иначе высказался о премьер-министре нашей страны, Биньямине Нетаньяху: «Я думаю, что премьер-министр был в очень мрачном настроении, не только в этот день, но и 11 октября, а также перед обсуждением наземного манёвра. Это был очень пессимистичный посыл, с которым я не соглашался. Подход был очень мрачным, требовалось сохранять трезвость, чтобы правильно оценить ситуацию».
Касаемо военного ответа в первые часы атаки, Галант отметил: «Резкий переход от обычного состояния к столкновению с атакой требует времени на организацию. В зоне было четыре батальона, а дополнительные силы нужно было перебрасывать с тренировок, из Иудеи и Самарии или других мест. Этот процесс занимает время. Первыми прибывают спецподразделения, затем батальоны пехотных войск, а после – все остальные. Это, на мой взгляд, один из ключевых провалов, который мы обязаны расследовать на государственной комиссии, а не только в военной проверке. Если что-то и вызывает у меня глубокое разочарование в жизни, так это то, что меня не разбудили ночью. Я бы точно задал вопрос: возможно, мы недооцениваем угрозу и она серьёзнее? Это бы привело к немедленному развертыванию дополнительной авиации и наземных войск, в том числе командиров».
Галант заявил, что предупреждал об опасности проведения судебной реформы для безопасности Израиля: «Информация, которую я раскрываю, – это лишь малая часть того, что известно в системе безопасности, премьер-министру и другим. Я отношусь к этим данным очень серьёзно. Реформа фактически была остановлена во многом из-за этой угрозы».
О плане «Стена Иерихона» он узнал только во время войны: «О термине «Стена Иерихона» я услышал впервые в ходе войны. У меня есть две причины для разочарования: первая – это события до 7 октября, вторая – ночь 7 октября. Нужно расследовать меня, премьер-министра, начальника Генштаба, главу ШАБАК и всех остальных. Я не хочу заранее устанавливать итоги, приму любые выводы комиссии. Также следует рассмотреть события десятилетней давности, ведь существовали предпосылки: крупные денежные потоки из Катара, внутренние расколы в израильском обществе, а также израильские провокации, такие как восхождения на Храмовую гору и другие факторы».
По его словам, отказ атаковать «Хизбаллу» в первые дни войны был серьёзной ошибкой: «Я считаю, что это крупнейшая ошибка в области безопасности Израиля с момента его основания. Мы знали, что лидеры «Хизбаллы» собираются на совещание. Если бы мы начали с авиаудара, мы бы уничтожили высшее руководство «Хизбаллы», в том числе иранцев, Насраллу и других. Затем был бы реализован план уничтожения всей ракетной инфраструктуры, что было сделано почти год спустя, в сентябре. Мы достигли бы не 70-80% успеха, а более 90%, так как большая часть ракет тогда хранилась в складах. Третий фактор – это системы оповещения, «биперы», которые мы обнаруживаем спустя год при их подрывах в Ливане. Операция была готова задолго до войны. Её результатом стало бы полное уничтожение «Хизбаллы» как военной организации: без руководства, без ракет, с уничтоженным большинством боевиков – всего через несколько дней после 7 октября».
Однако его предложение не было принято: «Я возвращаюсь к премьер-министру и говорю ему: «Мы обязаны это сделать». Он показывает мне на здания в Тель-Авиве и говорит: «Ты видишь эти здания? Они будут разрушены в ответном ударе «Хизбаллы».
Наконец, Йоав Галант раскритиковал решение Нетаньяху, Ганца и Айзенкота заблокировать этот шаг: «Борьба за проведение наземного манёвра была сложной. Я был с войсками уже 8 октября, и от них слышал: «Вы нам всегда обещаете, но ничего не происходит». А через неделю уже было: «Отпустите нас из резервов, потому что вы не собираетесь всерьёз воевать». Когда я вернулся в кабинет министров, оказалось, что там есть люди с более богатым политическим опытом или более высоким военным званием в резерве, которые думают так же, как я. Это была борьба. В конечном счёте, начальник Генштаба и я добились этого решения».